Мать любила рассказывать о первой встрече с этим очаровательным, сложным, склонным к депрессиям человеком. Сцена выглядела таким образом.Она сидела за ланчем с фон Штернбергом в Лидо, в Венеции, когда к их столику подошел незнакомец.
- Герр фон Штернберг? Мадам?
Мать не выносила, когда к ней подходили незнакомые люди, но его низкий голос, искусные модоляции заинтриговали ее. Она отметила тонкие черты лица, чувствительный рот, соколиные глаза, смягчившиеся, когда он склонился к ней.
- Разрешите представиться? Я Эрих Мария Ремарк.
Мать протянула руку, он почтительно поднес ее к губам. Фон Штернберг сделал знак официанту принести стул и обратился к Ремарку:
- Присоединяйтесь к нам!
- Благодарю. Вы позволите, мадам?
Мать, очарованная его безупречными манерами, слегка улыбнулась и кивнула.
- Вы слишком молоды для автора величайшей книги нашего времени, - сказала она, не сводя с него глаз.
- Я написал бы ее лишь для того, чтобы услышать, как вы произносите эти слова своим завораживающим голосом. – Ремарк щелкнул золотой зажигалкой, давая ей прикурить.
Она обхватила своими бледными пальцами его бронзовые от загара руки и втянула в себя дым. Фон Щтернберг, непревзойденный режиссер и кинооператор, тут же ретировался: он с первого взгляда оценил средний план великой любовной сцены.
Белая сирень продолжала поступать в беспримерном количестве, а вместе с ней – коробки с Дом Периньон и самые прелестные любовные послания из тех, что я читала. Мне еще предстояло познакомиться с их автором, отбившим у Дитрих вкус к шампанскому. Кто бы ни был новый любовник, его влияние на мою мать казалось всеобъемлющим.
Коллекция антиквариата была его единственным другом, собаки – спутниками, а письма к Дитрих – единственным выходом чувств. Он как всегда писал по-немецки, именуя себя Равиком.
«Посмотри на Равика, исцарапанного и обласканного, зацелованного и оплеванного.. Я, Равик, видел много волков, знающих, как изменить свое обличье, и всего лишь одну Пуму, сродни им. Изумительный зверь. Когда луна скользит над березами, с ним происходит множество превращений. Я видел Пуму, обратившуюся в ребенка; стоя на коленях у пруда, она разговаривала с лягушками, и от ее слов у них на головах вырастали маленькие золотые короны, а от волевого взгляда они становились маленькими королями. Я видел Пуму дома; в белом передничке она делала яичницу… Я видел Пуму, обратившуюся в тигрицу, даже в мегеру Ксантипу, и ее длинные ногти приближались к моему лицу… Я видел, как Пума уходит, и хотел крикнуть, предупредить об опасности, но мне пришлось держать рот на замке..
Друзья мои, вы замечали, как Пума пляшет, словно пламя, уходя от меня и снова возвращаясь? Как же так? Вы скажете, что я нездоров, что на лбу у меня открытая рана, и я потерял целую прядь волос? А как же иначе, если живешь с Пумой, друзья мои? Они порой царапаются, желая приласкать, и даже спящей Пумы остерегайтесь: разве узнаешь, когда она вздумает напасть…»
(с) М.Рива